– А катушка? Как ты узнал, что нужно принести для него, Эдди?
– Все еще молюсь, все молюсь, молюсь Господу Иисусу, – перебил меня Тут.
– И еще я не люблю, когда меня запугивают, Мой папа учил меня, что однажды ступив на этот путь, скорее всего кончишь тем, что потом всю жизнь позволишь людям запугивать тебя. – Его глаза, почти такие же прелестные, как руки, засверкали. – Особенно не люблю, когда меня запугивают такие громадные обезьяны, как этот тип. – Он посмотрел на моего старого друга и фыркнул – «И ты, Брут!» – подходящая кличка.
В первом ряду сидела пожилая пара, которую сначала я и не узнал, хотя встречал их фотографии во многих газетах еще до этого ноябрьского дня. Когда мы подошли к платформе, где ожидал Олд Спарки, женщина прошипела: «Умирай медленно, сукин сын!» и я понял, что это Деттерики: Клаус и Марджори. Я не узнал их потому, что редко можно встретить пожилых людей, едва перешагнувших свое тридцатилетие.
Наконец она взяла себя в руки и отстранилась от меня* Поискав платочек в кармане блузки, она вытерла им слезящиеся глаза.
И он пошел, бормоча себе под нос, что мы об этом пожалеем, очень пожалеем, как пить дать, но в целом, казалось, он успокоился и расслабился.