– И не связался, – подытожила капитан Хонор Харрингтон.
Она закрыла глаза, чувствуя тепло и тяжесть Нимица на своем плече, и вспомнила Курвуазье – таким, как она видела его в последний раз. Вспомнила лицо проказливого чертенка, блеск в голубых глазах. А за этими свежими воспоминаниями пришли другие, двадцать семь лет воспоминаний, и каждое резало глубже и больнее, чем предыдущее. Наконец, когда было уже слишком поздно, Хонор поняла, что так и не сказала ему, как она его любила.
– Замечен второй пуск ракет, – частила Юнц. На панелях перед Курвуазье и Альваресом вспыхнули огни.
Хонор взбиралась по засыпанным обломками ступеням, игнорируя тяжелое дыхание кого-то, кто пытался угнаться за ней. Это не имело значения. Ничто не имело значения. На нее работали длинные ноги и маленькая сила тяжести, она мчалась по ступеням, протискиваясь мимо попадавшихся морских пехотинцев, шагая по лужицам крови масадцев, и ее единственный глаз сверкал, как расплавленная сталь.
Мэтьюс так сжал кулаки, что они заболели, но он не мог оторвать глаз от экрана, и он знал, что Альварес прав.
– Я не уверен, кто нас атаковал, сэр, но если считать, что оба они сделали по два бортовых залпа, то один из них, скорее всего, легкий крейсер. Второй крупнее – тяжелый крейсер, наверное. Оба корабля – современные. Мы не смогли их определить, но они наверняка с Хевена. Хотелось бы сказать вам больше, но…