– Нет, мэм. Это меня и беспокоит. Никто из них, – он махнул рукой в сторону масадцев, собранных у стены столовой, – ни слова не говорит о пленных, но, когда мы задаем вопросы, они ужасно нервничают. У нас еще не было времени для систематических допросов, и, как вы говорите, они наши пленные, так что даже допросам есть пределы, но после намеков коммандера Тейсмана мне все это не нравится, мэм. Совсем не нравится.
– Ну естественно. А почему бы ты предположил что-то другое? – поинтересовался Курвуазье.
Со всех сторон на них стали оборачиваться, и Хонор почувствовала, как уродство ее израненного лица жжет ее, словно клеймо. Коммандер Брентуорт рядом с ней ощетинился и в гневе шагнул вперед, готовый разгонять любопытных вне зависимости от их ранга, но она остановила его жестом. Во взглядах было любопытство, шок, а иногда даже отвращение при виде ее лица, но намеренной грубости она не заметила. Многие краснели и отворачивались так же быстро, как поворачивались к ней.
Хонор молча взглянула на него, слишком потрясенная всем происходящим, чтобы как-то реагировать. Потом Лэнгтри открыл дверь в адмиральскую столовую – и, улыбаясь, вошли Алистер МакКеон и Элис Трумэн.
– А если мы пока просто оставим базу в покое, коммандер, как вы считаете, подвергнется их жизнь опасности? – негромко спросила она.
– Подтвердите получение сообщения, – сказал Альварес, а потом, через двадцать секунд, добавил: – Выполняйте.