– Давайте, Василий Иванович, по трезвянке поговорим. Я же не философ. Лучше выпьем.
Башкир, казалось, только и ждал этого сигнала. Поставив фонарь на пол, он ловко поднырнул под перила, склонился над неразличимыми в темноте сочленениями вагонного стыка и принялся быстро перебирать руками. Что-то негромко лязгнуло, и башкир с таким же проворством вернулся на площадку.
– Вот ведь как все на самом деле, а? Ну кто бы мог подумать? – возбужденно и счастливо продолжал Шурик. – Никогда бы не подумал. Слышь, Володин, ты даже не отвечай ничего, я сам пойму… Никто не мог бы подумать… Я тебе сейчас скажу. Просто потому что об этом нельзя подумать! Никак нельзя подумать! Нельзя подумать никак!
Мы остановились в начале бульвара. Впереди был затор – там раздавались тревожные гудки и мигали оранжевые и красные огни фар. Бородатый господин молчал, и я подумал, что он мог счесть мои слова недружелюбными. Мне захотелось загладить неловкость.
– У нас вход только для членов клуба, – сказал он.
Вскоре, однако, любоваться цветами стало невозможно.