С детдомовских времен у нее сохранилось трепетное, почти мистическое отношение к еде, особенно когда ее было много. Клавдии хотелось утащить хоть часть и куда-нибудь спрятать на черный день.
– Неужели? – удивилась трубка. – Ты же образцово-показательный кролик Роджер. Тебе не может надоесть капуста. Страсть к капусте у тебя в крови.
– Андрей, – перебила Клавдия, – помнишь, мы когда из Отрадного ехали, я тебе мужика одного показала? Ну, того, который на мосту стоял и в воду плевал?
– Нет, – отрезал Мерцалов. – Немногие. У него была репутация очень надежного врача, у него был просто неприлично низкий коэффициент смертности. И при всем при том он был не хирургом, а джигитом, как в каком-то романе сказано.
Он привык выполнять свой долг. Всю жизнь он выполнял его безукоризненно. Блестяще.
В комнатах тоже все было узнаваемо, и это принесло облегчение. Почему-то Клавдия очень боялась, что квартира стала совсем чужой.