— А я дурак, что не подобрал их тогда и не съел, — сказал я, слезая со своей вышки. — Сейчас бы я сожрал их вместе с картонкой. Когда кончится война…
Мы стояли среди этой низины, не зная, что будет дальше. Никаких команд никто не подавал. Все поняли, что сейчас можно курить, и около тех, у кого не отсырели спички, возникли группки прикуривающих. Я вытащил из брючного кармана помятую коробку «Северной Пальмиры». Папиросы еще годились в дело. Я поделился с Логутенком. Он чиркнул зажигалкой, сделанной из патрона. Сырой табак тянулся плохо, дым казался кисловатым — и все равно это была благодать.
«Вот, — размышлял я, — неплохо учусь в техникуме, хожу в тир, неплохо стреляю. Пусть не думает Леля, что я без нее не проживу. Еще как проживу без нее!»
— А порядочных людей на свете разве меньше, чем непорядочных? — с некоторым вызовом спросил я.
— Где бы человек ни учился, я к нему одинаково отношусь… Ой, тут топко!
Подоткнув шинель, я принялся рубить стулья. Потом обрубил ножки и поперечные рейки у стола. Ножки были тонкие. То ли дело, если б здесь стоял настоящий письменный стол, сколько бы получилось дров! С фанерной столешницей пришлось повозиться, но одолел и ее.