Я позвонил в квартиру. Дверь открыла тетя Ыра.
— Да, ему теперь все равно, — согласилась Любовь Алексеевна. — Но нам-то… — Она заплакала еще сильнее, и мне стало не по себе: не обидел ли я ее?
И вот швертбот был готов. На нем можно было отправляться в плаванье. Он стоял в ковше яхт-клуба, и я видел его так ясно, что, казалось, достаточно легкого толчка извне — и он возникнет в полной вещественности.
— Не скажу! А то ты возомнишь о себе слишком много… Он красивый, правда?
— А ты, между прочим, не собираешься мою расческу замотать? — торопливо спросил я, чтобы сбить ее смущение.
— Люсенда, поставь что-нибудь довоенное-несовременное.