Гном неожиданно разворачивает многостволку и выпускает очередь куда-то вправо.
– Если кто-нибудь возьмет у меня саквояж, – прорвавшаяся в голосе Шара толика раздражения была эквивалентна визгливому воплю минут на пять, – то я…
Какой дурак сказал, будто рукописи не горят? Горят; а их обгорелые души не вызовешь из того чистилища, где грешные буквы смывают с белоснежных страниц.
– Ладно, – вздохнул я. – Щас. Вот как только, так сразу.
– С Мариной, – педантично поправила меня девица Валевич.
– Кажется, – Марина неуверенно оглянулась на эстраду. – Скоро начнется выступление.