Марина словно преобразилась после этих слов. Вместо вяловатой расхлябанности подпития в ее движениях появилась четкая, хищная резкость и, глядя как она идет на площадку перед эстрадой я вдруг с кристальной четкостью осознал, что она умеет танцевать латиноамериканские танцы, и умеет хорошо. В отличие от меня, грешного.
Сам я, как ни старался, углядеть эту двуличную особу никак не мог.
– Сначала, – твердо сказал Серов, садясь на корточки рядом полковником. – Вы мне, Павел Михайлович, кое-что объясните… потому как сдается, вы мне за эти дни крупно задолжали.
Но не упал. Снова хекнул, качнулся, оторвался от стены и снова пошел ко мне жуткой, шаркающей походкой зомби.
– Времени у меня нет на такие глупости, – отрезал я. – Пойду проверять… эти… как ты их вчера окрестить изволил? Скворечники?
Говорить с Ахмадом было трудно. Помимо общего для орков дефекта речи – клыки не дают этим… гражданам нормально выговаривать «б» и «п» – он еще чудовищно корежил русский язык горским акцентом.