– Конечно, – Люсинда стерла пыль со спинки стула, отряхнула руки и состроила неодобрительную гримасу. – Что еще, кроме недостатка рассудительности, могло толкнуть семнадцатилетнюю девушку выступить на защиту отъявленного игрока, не побоявшись навлечь на себя всеобщее порицание?
– Я знала, что ты любишь меня, – сказала она, помолчав. – Если бы ты не любил меня так сильно, я никогда не смогла бы причинить тебе боль и ты не расстался бы со мной, опасаясь, что я снова могу сделать тебе больно. Я поняла, что ты боишься именно этого, когда ты сказал о разводе. Я так отчаянно боролась против развода только потому, что знала, как ты любишь меня.
– Люсинда, – уже третий раз за этот час сказала Элизабет, – я не могу тебе передать, до чего я жалею об этом.
Все дома на Променад-стрит были белого цвета, с резными чугунными воротами. И хотя они не были столь великолепны, как дома на Брук-стрит, тем не менее это была тоже красивая улица, по которой любили прогуливаться нарядно одетые дамы и щеголеватые молодые люди.
Боль пронзила все ее тело, но поверить такому она не могла.
– Надеюсь, мы не причинили вам этим слишком много неудобств, – сказала она.