– Что ты имеешь в виду? – спросила Элизабет, чувствуя что он совершенно серьезен, несмотря на свой легкомысленный тон
Элизабет вдруг вспомнилось, с какой непринужденной грацией он танцевал с ней. Очевидно, Ян обладал великолепной приспособляемостью к любой обстановке, в которую попадал. Ей не хотелось им восхищаться, но она чувствовала, что снова теряет способность судить о нем трезво. Впервые за прошедшую неделю Элизабет позволила себе восстановить в памяти то, что произошло между нею и Яном Торнтоном, – не сами события, а их причины. До сих пор единственное, что помогало ей выносить бесчестье, обрушившееся на ее голову, было категоричное обвинение во всем случившемся Яна Торнтона, как это сделал Роберт.
Элизабет подумала, уж не является ли сумасшествие их наследственным заболеванием, и только хорошее воспитание удержало ее от того, чтобы высказать это замечание вслух. Вместо этого она встала и пошла мыть посуду.
– Я помогу, – вызвался викарий. – Это будет только справедливо, поскольку вы с Яном готовили ужин.
– Никак не получишь правильный ответ, дорогая, – сочувственно улыбнулся он, неверно истолковав причину ее настороженного взгляда.
– С час назад мне послышалось, что ты встаешь, и я занялась завтраком. Я собиралась нажарить еще ветчины, когда ты наконец спустился. А почему ты не хочешь завтракать? – спросила она, подозревая, что он боится ее стряпни.