О, какая ужасная, какая вечная и неизмеримая твоя печаль, Беларусь!
— Басни, — жестко отсек я. — И не стыдно вам пугать такими словами, такими сообщениями женщин?
— Хо! — воскликнул Ворона. — Он мне простит. Этот кот, это хамло.
— За усадьбой Дубатовка ждали другие, новички. Мы поначалу думали пустить их по следам Свециловича, если тебя убьют, но Свецилович сидел с нами до утра, а Ворона был ранен. Их пустили за тобой. Дубатовк до сих пор не может простить себе, что по твоим следам пустили этих сопляков. Если б не это — ты б ни за что не удрал бы. И к тому же мы думали, что ты пойдешь по дороге, а ты пошел пустошью да еще заставил охоту потратить целый час перед болотом. Пока собаки напали на след — было уже поздно. Мы до сих пор не можем понять, как ты сумел улизнуть тогда от нас, ловкач. Но знай, поймали б — не поздоровилось бы.
Кто— то шел длинными, бесконечными переходами, и шаги то затихали, то возникали вновь.