— Ну, послушай, одну партийку до сотни, — заныл он. — По пять центов очко, а то эта парочка играет в “черви”, будто предки трахаются.
Я хотел сказать, что это вовсе не так, но, конечно, было именно так.
— Будешь гореть в аду за то, чем занимаешься, — говорит ему Уилок. И говорит он с величайшей, почти лихорадочной искренностью. — То, что делаю я, когда беру твои грязные деньги, это грех, но простительный — я спрашивал у падре, и это точно, — а вот твой грех, он смертный. Ты отправишься в ад и увидишь, сколько подаяний ты там насобираешь.
— Не получите. — Ответить с жесткостью Патрика Макгуэна в “Пленнике”, когда слезы все еще щипали глаза, было трудно, но я постарался, как мог.
— Черт, Кэрб, когда ты в последний раз принимал душ? В День Колумба <12 октября.>? Четвертого июля?
Теперь, перед тем как он полностью оденется, наступает время покаяния, наложенной на себя епитимьи.