Салл, у которого со времен Вьетнама выдрали шесть (плюс запломбированные каналы почти без числа), помотал рукой в жесте comme ci, comme ca <так себе (фр.).>.
Он поборолся с собой, а потом выпалил худшее, точно коду: он боится, что поездка его мамы в Провидено с мистером Бидерменом и теми двумя была ошибкой. Скверной ошибкой.
— Вот ты где, старый сукин сын! — воскликнул Салл. — Я зашел к тебе, и твоя мама сказала, что ты либо тут, либо в Стерлинг-Хаусе. Так ты наконец дочитал эту книжку?
Подобное происходило не только с нами. Ронни, счастливчик в “червях” — больше пятидесяти баксов за десять дней игры, если ему поверить (только никто не верил, хотя мы и знали, что он выигрывает), был полным неудачником в учебе. Он провалил французский, а также эссе о галстуках — мы занимались в одном семинаре (“Клал я на галстуки, я ем в “Мак-доналдсе”, — сказал он) — и кое-как вытянул историю (ее мы слушали у разных преподавателей), успев перед самыми занятиями просмотреть записи кого-то из своих поклонников.
«Мам, только не спрашивай, что с ним, — мысленно простонал Бобби. — Не смей!»
— Угу — сказал Бобби. — Он на любой неполный стрет клевал, как мне говорили.