Джон пронизывающе взглянул на него сверху вниз.
– Тогда она в самом деле весьма могущественна,– с трудом проговорила Дженни. Мысленным усилием она подожгла кору, и пламя горячо скользнуло под хворостом. Даже эта маленькая магия уязвила ее, как иголка, беспечно оставленная в шитье, – уязвила сознанием ничтожности ее собственной власти.– И в кого же она превращалась?– Дженни спросила об этом так, словно надеялась, что Гарет сейчас ответит, что сам ничего не видел и что все это не более чем слухи.
Затем некая тень перечеркнула солнце; она была бы схожа с ястребиной, не будь столь огромна.
С драконьей дальнозоркостью она различала на горизонте похожий на цепочку муравьев караван, ползущий среди лесистых холмов. Зрение прояснилось настолько, что Дженни легко узнавала каждое животное: высокую Лунную Лошадку, грузную Чалую Тупицу, флегматичную Слониху и мощного гнедого Молота Битвы. Она могла даже различить блики, отраженные линзами очков, и мерцание металлических шипов на старом заплатанном камзоле.
– Еще как могло! Правитель-то – колдун, разве не так? А от гномов вообще добра не жди – только и норовят, что учинить в столице мятеж да измену.
– Он хотел, чтобы матерью его детей была я, хотя знал, что я никогда не буду жить с ним как жена, не посвящу жизнь дому. Я это тоже знала.– Она вздохнула.– Львица рожает львят и снова уходит на охоту. Я думала, что со мной будет то же самое. Всю жизнь меня называли бессердечной – так оно, наверное, и было. Я и сама не думала, что полюблю их…