Один лишь Гангут притворился пьяным и не встал, но этого снисходительно не заметили — что возьмешь с отвлеченного артиста?
— Очень хочу, Джей, — сказал Антон. — Готов хоть завтра начать.
— А самого-то в ней нет, — засмеялась Татьяна.
Марлен Михайлович даже слегка вздрогнул и поднял глаза. «Пренеприятнейший» смотрел на него с любезной, как бы светской улыбкой, показывая, что смотрит теперь на него иначе, что он вроде бы его разгадал, раскусил, понял его игру, и теперь Марлен Михайлович для него «несвой», а потому и достоин любезной улыбочки.
— Православие, самодержавие и народность! Русская историческая триада жива, но трансформирована в применении к единственному нашему пути — коммунизму!
— Ну-с, Марлуша, как ты на это дело взираешь? — наконец вопросило «Видное лицо».