— Ты все смеешься, — тонким голосом сказал Сабашников, и плечи его затряслись: не поймешь — то ли плачет, то ли хихикает.
— Так пойдем же, Андрей, пойдем в храм, — осторожно потянул его за рукав Мустафа.
— Какая мощная эта «Рыба», — сказал Лучников, показывая на вывеску. — Посмотри, как она сильно бьется среди московского торжественного спокойствия. Жаль, что я раньше ее не замечал. Удивительная, великолепная, непобедимая «Рыба».
На экране появился мыс Херсонес, темная громада Владимирского собора, окруженная разбросанными по холмам античными руинами: столбики мраморных колонн, куски капителей и мозаика мерцали под колеблющимися огнями Севастопольского порта.
Сержант поглядывал на него как-то странно, может быть, тоже не понимал, что перед ним за птица. Во всяком случае, в благодарностях не рассыпался.
Увидев, однако, на следующий день участников совещания, он понял, что все не так просто, во всяком случае, не однозначно. «Видное лицо» здесь вовсе и не главенствовало, оно сидело, правда, в чрезвычайно выгодной позиции, за одним столом, в одном ряду, с тремя «виднейшими лицами», однако соблюдало этическую дистанцию длиной в два стула. За отдельным столом в углу огромного кабинета помещались три помощника «виднейших лиц» и один помощник «Видного лица». Последний дружески улыбнулся Марлену Михайловичу, это был один из подразумеваемых союзников, умница, доктор наук. Все присутствующие пожали руку Марлену Михайловичу, после чего ему было предложено занять место за главным столом, напротив «портретов».