Наша война за свободу Отечества вскоре сольется с борьбой других народов за их независимость и будущее. Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера.
— Наши боевые порядки состоят из звеньев, а звено из трех самолетов. Вот и получается, чтобы удержаться за ведущим, ведомый, в сторону которого производится резкий маневр, должен сбросить скорость, отчего может сорваться в штопор или отстать от командира. Верно? Здесь его и подлавливает противник. В этом и кроются те тридцать процентов потерь, которые мы учитываем как посредники. Ведь наш противник использует более выгодное тактическое построение — пару. Да и истребители противника вооружены пушками и стопроцентно оборудованы радиостанциям, а наши только порядка двадцати процентов от общего количества имеют пушечное вооружение, а про радиостанции я вообще уже не говорю.
Крамарчук, стоявший навытяжку перед вошедшим генералом, четко кивнул — отдавать честь с непокрытой головой было глупо, а где затерялось его форменное кепи он не помнил. Надо полагать, осталось в качестве трофея у «особого сержанта». Да и принял ли генерал РККА этот воинский знак от офицера несуществующей, как недавно выразился Качанов, армии? Вряд ли...
Как ни странно, тот не отказал, выложив на стол помятую пачку папирос, памятных по проведенной в общевойсковом училище на Фонтане молодости. Поскольку на первой папиросе старлей его не трогал, сосредоточенно перебирая на столе какие-то бумаги (Крамарчук догадывался, что и предоставленное по первому требованию курево, и эта заполненная шорохом бумажек пауза нужны прежде всего самому лейтенанту, пытавшемуся поверить в происходящее и на-строиться на нужный лад), у подполковника было время немного собраться с мыслями. До этого, пока он бежал, задыхаясь, в сторону военгородка, слыша за спиной повизгивания корреспондентки и тяжелый топот конвоира, у него это как-то плохо получалось. Да и потом, когда их заперли в какой-то незнакомой, явно тоже принадлежавшей этому времени, комнате с решетками на окнах, тоже. Ибо следующие полчаса ему пришлось успокаивать бьющуюся в истерике журналистку, под конец — конечно, женщин бить нельзя, но нервы-то тоже не железные, ага! — убедившись, что самый действенный метод для этого — пара хороших пощечин и принудительное умывание холодной водой над ржавой жестяной раковиной.
Что ж, надо признать: «Genosse Stalin» держит слово. Полковник хорошо представлял, чего стоило советской разведке доставить сюда этих двоих, парня из оккупированной Франции и девушку из столицы Рейха. Кажется, следующий шаг за ним. Он ведь тоже отнюдь не наивный юноша, позабывший снять розовые очки, и прекрасно понимает, что за все в жизни нужно платить. Тем более за такое. Надо полагать, скоро предстоит новый разговор с кем-то из высокопоставленных местных...
— Ладно, Влад, проехали. — Подполковник первым поднял свой стакан. — Давай за встречу. Тем более у меня сегодня вроде как выходной. Впервые за хрен знает сколько времени. Если бы я там у нас столько бумаги такими темпами измарал, уже известным писателем стал, сто процентов.