А вот с господином Вощининым следовало разобраться. Интересный субъект достался Виктору в виде судьбы и тела, на редкость интересный. Что ж ты, сволочь белогвардейская, большевикам-то продался? В заграницах тебе не сидится, в Магадан захотелось? Штирлиц хренов!
И тут ветер, не справившийся с газетой, подхватывает невесомое тело Матвеева и уносит куда-то в непроглядную черноту, где, казалось, солнечный свет только что умер, и не нет ничего, что могло бы его заменить.
— Ну, как знаешь. — Как-то очень «вкусно» усмехнулась Кейт. — А когда мы едем?
— Итак, — вспыхнула с шипением сигарная спичка, и Олег на мгновение замолчал, раскуривая свою доминиканскую «Аврору». — Гейдрих вытащил Баста из-под топора, но это не значит, что кое-кто не держит в своем сейфе что-нибудь любопытное на риттера фон Шаунбурга.
— Месье Поль! — Завопили хором две смазливые девицы, с которыми Виктор провел как-то на днях приятный во всех отношениях вечер. — Месье Поль!
То же самое можно было сказать и о политических воззрениях господина доктора. Десять лет назад — будучи еще школьником — Шаунбург колебался на тонкой грани между коммунистами Тельмана и нацистами Гитлера и Рэма. В конце концов, он выбрал национал-социализм, но именно потому, что вторая часть этого слова была для него не менее привлекательной, чем первая.