— На высоком. — Коротко ответил Штейнбрюк.
— Дамы и господа, через несколько минут наш поезд прибывает на морской вокзал Гавра.
— «Катькин столб» называется, — объяснила Таня. — Здесь и была застава… А на той стороне Рабочая улица и двадцать рабочих переулков, и их не переименовывали! Как господин Гужон, который стал «Серп и молотом», поселок для рабочих своего завода основал, так до сих пор улица и называется…
— У меня тоже. — За время разлуки с «дорогим Бастом» Вильда побледнела немного, и в глазах появился некий лихорадочный блеск. Ничего избыточного. И того, и другого совсем по чуть-чуть, но умеющий видеть изменения уловит и интерпретирует правильно. А все остальные скажут: удивительно похорошела, и будут правы, потому что, и в самом деле, расцвела, хоть и раньше в дурнушках не числилась.
— Так что ж, ты, мать твою! …. Простите, Жаннет. Но почему, вы мне … нам… об этом ничего не сказали?
— По-немецки я тоже не понимаю, о чем Танго? — Спросил Олег. — Нет, я понимаю, о любви, разумеется, но хотелось бы подробностей.