— Держи парус! — Приказал Баст и, сбросив туфли и брюки, прыгнул в воду.
Спать не хотелось совершенно, и, добравшись до «гостиницы», Таня разжилась у дежурного стаканом жидковатого чая, забралась в постель, открыла книжку и… Ее разбудила Лида Новицкая — та самая женщина-старший лейтенант, которая участвовала в исторической беседе в кабинете начальника Первого управления.
— Да уж, Матиас, лягушатники очень болезненно отреагировали на нашу попытку денонсации Локарнских соглашений. — Напомнил Баст. — Возможно, Судеты, как и щелчок по носу «цыганскому капралу» в Рейнланде — это наша плата за возвращение Саара.
— Самозарядная, — ворчливо поправил ее Степан. — У тебя будет пять выстрелов…
— Не обижайтесь, Гринвуд, но вам бы в цирке выступать с такими способностями. Заработали бы больше чем у Крэнфилда. Я поражён…
— Что с вами? — Штейнбрюк даже вперед подался. Получалось, что весь их фарс с допросом был пустой тратой времени. Что-то они все-таки упустили. А упустили они одну, но очень важную вещь. Они тянули жилы конкретному человеку — хорошенькой и несколько легковесной молоденькой французской комсомолке Жаннет Буссе, и все их штучки-дрючки выстроены были под ее очень специфическую психологию. Но откуда же было знать товарищам из Первого отдела, что трясут они на самом деле зрелую русскую женщину, сильную духом и … да, стерву — когда надо, сформировавшуюся совсем в другие времена, да еще способную смотреть на ситуацию и со стороны. А это дает очень большое преимущество, даже если ты умираешь там, в этом долбаном кабинете Штейнбрюка от усталости и бессонницы и сходишь с ума от жажды и одиночества. Тебе плохо, погано, ужасно, но все равно, ты в стороне, а разговор-то идет с совершенно другим, заведомо более слабым, чем ты, человеком.