— Мы сегодня будем репетировать? Или как? — обиженно спросила обойдённая вниманием Наташа.
— Кто? — спросил меня прокуренный сонный женский голос.
Сразу после уроков я подошел к старшей пионервожатой нашей школы, Тине Соколовой. Она была девушкой двадцати лет, и совмещала школьные обязанности с учебой в педагогическом институте.
Вот блин брякнул, обругал я себя, какая к лешему сигнализация в СССР, где простые советские люди прячут ключ под коврик у двери.
Шахматные часы, которые отмеряли игровое время на судейском столике, показывали последние десять секунд. Мои парни обреченно пошли в последнюю атаку, Колька принял мяч у самой краски, и быстро передал под кольцо Дениске. Тот стоя спиной к опекающему его игроку, лихо, как я его учил, развернулся на одной ноге и бросил. Мяч проскользнул в корзину, 21:22!
После еще двух хаотичных атак соперника, я по отработанной схеме набрал еще четыре очка. Толстоватый тренер той школы, раскрасневшийся как помидор, наконец-то взял тайм-аут. Три минуты сыграли, а счет десять ноль. Кстати время одного тайма матча из-за большого количества команд сократили до двенадцати минут. Поэтому три проигранных минуты это было очень много. В той жизни в НБА одна четверть длилась двенадцать минут, а тут целый тайм. Элементарно, отыгрываться было некогда.