Раскрывать мне семейные тайны отец тоже не спешил. Более того, я так и не смог узнать у него, что сказали о моих способностях те самые монахи. Зато я разговорил-таки Рудольфа Карловича на предмет состояния матушки. Даже не спрашивайте, как мне это удалось, все равно не скажу, но я чуть ли не клещами вытянул из ученого немца диагноз боярыни Левской — Verlust des Lebensinteresses, потеря интереса к жизни, если по-русски. Причем, как пояснил Штейнгафт, современная наука такую болезнь не признает, потому у нее нет даже официального латинского названия, так что пришлось ему поименовать состояние матушки на родном немецком. М-да, с поведением боярыни Левской в общении с Митей и Татьянкой заключение доктора не стыковалось никак, но я ему об этом не сказал. С отцом я эти нестыковки, скорее всего, рано или поздно, обсуждать буду, а со Штейнгафтом, пусть он и наш семейный врач — никоим образом. Вместо этого я поинтересовался у доктора, не может ли состояние матушки быть наведенным извне, сами понимаете, вопрос в свете попыток отравить меня или не дать мне читать Левенгаупта вполне уместный. Рудольф Карлович долго мялся, но все-таки признал, что да, такое теоретически быть может, но вот насчет практического исполнения подобного умышления лично он просто теряется в догадках. По его словам получалось, что для достижения столь длительно проявляющегося результата и само негативное магическое воздействие должно было бы продолжаться длительное время или, по меньшей мере, периодически повторяться.