Народу на отпевание пришло немного. Кроме нас с отцом и Васькой была та самая сестра Аглаи, старшая, судя по виду, ее муж, мужик с бабой лет за сорок, родители мужа, надо полагать, да пятеро детей — мальчонка лет семи, три девочки мал мала меньше, средняя из которых, как я понял, и есть Аглаина дочка, и совсем еще младенец на руках матери.
— Ох, Лида, объяснять бессмысленно. Попробуешь — сама поймешь. Только вот не в одних утехах тут дело…
— Сидят, — согласился отец. — Но ты еще Алексея послушай. Давай, сын, расскажи Борис Григорьичу, что ты придумал.
Но в общем и целом, не будь Аглаи, жизнь мою кратко и точно можно было бы описать одним-единственным словом «застой». Однако как во времена советского застоя тикал часовой механизм «перестройки», так и у меня неостановимо шел отсчет времени до моего отбытия в Германию. Да и пес бы с ним, пусть себе идет, раз уж не могу его остановить.
Доктор подобрал с пола карандаш, что-то написал на листе бумаги и передал его отцу. Прочитав, боярин Левской в очередной раз задумался, приписал несколько слов рядом и передал листок священнику. Тот сделал свою приписку и вернул бумагу отцу. Отец кивнул, черкнул еще что-то и показал бумагу Штейнгафту так, чтобы он и отец Маркел текст видели, а я нет. Конспираторы… Только толку от этой конспирации ноль целых и столько же десятых. Пусть и не видел я, что они там пишут, но прекрасно это знал — опять сработало предвидение.
Отлично! Сработало! Хе-хе, можно ставки делать: сегодня же отец Маркел отправится в архиве рыться, или до завтра дотерпит… Я бы, вот честное слово, на сегодня поставил.