— В гимназии это в гимназии, — я пренебрежительно махнул рукой. — Без примеров, без выводов, в самых общих чертах…
Супруга его, Ксения Николаевна, особого впечатления на фоне мужа не производила. Такая, знаете ли, усредненно-типовая внешность, что по фигуре, что по лицу. Даже странно как-то, что она мать такой эффектной красавицы, как Ирина, хотя сходство в лицах между матерью и дочерью замечалось сразу. Впрочем, одна характерная особенность боярыни Волковой в глаза бросилась — цепкая внимательность, с которой Ксения Николаевна осматривала все и всех, что и кто попадали в поле ее зрения. Неважно, тарелка на столе, человек напротив, слуга, вносящий перемену блюд — на всем этом боярыня Волкова на секунду-полторы задерживала взгляд, и этого, как я был уверен, хватало, чтобы увиденное отложилось в памяти для последующего анализа и разложения по всяческим полочкам в закоулках ее сознания. Интересно, как подписана полочка, на которой там нахожусь я?
Вы же понимаете, согласился я еще до того, как ангел закончил говорить. Конечно, хотелось узнать, что это будут за другой мир и другое тело, но что-то подсказывало, что ответа не будет. И все же я спросил.
Та-а-ак… Проэкзаменовать меня решил губной пристав… Ну что, будем этот экзамен сдавать.
Левенгаупта я за эти дни, пользуясь внезапно навалившимся на меня избытком времени, осилил всего, и до сих пор ходил как будто слегка перебрав вина — уж больно сильным оказалось впечатление.
— Ладно, сыне, невелика беда. Сам не додумал — найдется кому подсказать. Не зря говорят: «Ум — хорошо, а два — лучше», — назидательно, но миролюбиво сказал священник. — Иди, а я посмотрю, что с книгой твоей сделать. А отцу про книгу скажи, не утаивай.