— Ах во-от в чем дело. — Я задумчиво почесала нос. — И ты из-за этого завелся?
— Шустрый пацан. И хорошо, что честный, — хмыкнул главный повар. — А если на улице выжил и в приюте не пропал — значит, не дурак.
Я уже хотела пнуть нахаленка, но тут вдруг обратила внимание на то, что голова у меня не кружится и не болит. И вообще я чувствую себя на редкость хорошо.
— Милостивый господин Юль… — Такое впечатление, что бедолага этими словами давился, но упорно выталкивал их наружу. Правда, старался говорить не слишком громко. — Прошу… возьмите за меня ответственность. Я нижайше прошу учить меня… хорошо работать и почитать старших… и наказывать, если заслужу…
Никаких мыслей про «сам дурак виноват» у меня в голове не осталось. Все смыла странная нежность с привкусом горечи. Мне было больно оттого, что я, по сути, втянула парня в неприятности. И грустно оттого, что ухожу вот так, ничего не объяснив, даже не попрощавшись.
Мои миньоны поначалу кривили лица, когда я отправляла их в огород с травами, помогать старенькой симпатичной даме, заведовавшей этим богатством. Еще бы, разжалование из кухонных служек в огородные им не могло понравиться, и так парни с трудом отбивались от дразнилок разной степени злобности. Всем в нашем беспокойном хозяйстве уже стало понятно, что мое положение наособицу и ночевки в блошином сарае долго не продлятся, но тем больше народ, которому не повезло, возмущался. А Силье довольно умело, надо отдать ему должное, подогревал это недовольство.