– Есть возражения? – закончил свой блестящий план вопросом княжич, уверенный, что услышит одобрительный гул голосов.
Потом была работа в Берлине на фабрике фарфоровых изделий. До местных чекистов дошли слухи, что там зреет серьёзный заговор. Вот под видом немца из Польши, его туда и внедрили. "Проработал" герр Юлиус на комбинате полный год, стал, чуть ли не руководителем подполья, выявил все связи и сам же принимал участия в задержании верхушки вместе с сотрудниками только что созданного "штази". Там его подстрелили четвёртый раз. И опять в ту же руку.
– А мы, князь, дождёмся, когда стемнеет, возьмём пушку и мушкеты и, подкравшись к лагерю, ударим по ним, – хлопнул его по плечу Пётр, – а потом из арбалетов ударим.
Весь вечер вместе с иконописцами Пожарский создавал эскизы диковинных животных. Он, как мог, изображал кенгуру или гориллу, а художники пытались нарисовать животное, княжич вносил изменения, и начиналось по новой. До полуночи затянулся этот живописный марафон. Зато когда пришёл Фома, княжич разложил перед ним рисунки с пятью невиданными на Руси зверями. Это были: кенгуру, с торчащим из сумки детёнышем, горная горилла, со вздёрнутыми вверх руками, утконос, сидящий на задних лапах, тираннозавр, с раскрытой страшной пастью и пингвин.
– Боюсь я, Пётр Дмитриевич, прогневать господа, приняв такие подарки. У государя, чай, таких диковин нет, – бережно положил золотую ручку на стол Пронин.
– Здрав будь воевода, – выехал в стремя к княжичу один из стрельцов, – Мы с полка Афанасия Левшина, по царёву указу посланы беречь и оборонять от татей по дороге сына князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Я десятник этого полка Козьма Шустов. Спешу доложить, что царёв указ нами выполнен, боярич доставлен в целости и в добром здравии.