Револьвер был красив, какой-то злой, хищной красотой. Кроме него в коробке лежали принадлежности для разборки и чистки. Причём было видно, что пистолет не только что купленный, а уже чуть потёртый, немного бывший в употреблении.
Перезаряжать наган не было времени. Степан ткнул его обратно в карман и прислушался. В перестрелке на револьверные выстрелы другие черноармейцы не обратили внимание. Тогда умный гимназист и молодой, но уже опытный боец решил отступить. Он сноровисто побросал в саквояж оставшиеся в сейфе ценности. Получилось тяжеловато, сильно больше полупуда, пришлось пренебречь партийными документами. Затем победитель спустился вниз по чёрной лестнице.
– Времени не хватает – школа, уроки, секция. Хорошо, что занятия музыкой закончились. Сейчас и на самбо ходить не буду. Зато другая напасть – выпускные экзамены. Как тут время на подружек выкроить?
Далее смазка и обратная сборка. Ничего сложного. Три учебных патрона позволили потренироваться в снаряжении магазина. Затем с ними можно было пощёлкать затвором и посмотреть, как тут всё работает. Кстати, понятно, как отличить учебные от настоящих, боевых патронов. Не цветом, оказывается, у них на гильзе выдавлены глубокие выемки, чтобы даже на ощупь не перепутать. В общем, приобрёл полезный опыт и стал уверенней себя чувствовать. Точно оставлю себе браунинг.
– Янка! Ну, ты и стерва! – восхищённо выдохнула Даша в ответ на откровенный рассказ подруги.
Когда немец подошёл к Москве, в эвакуацию Полина не поехала. Сначала про неё забыли, она же не работала на производстве, а когда вспомнили, женщина уже пристроилась нянечкой в офицерском госпитале, организованном в ближайшей школе. Начальство любило Полю за усердие и безотказность. Больные ценили в ней доброту и что через неё можно было сменять трофеи на нужные вещи, выпивку или курево. В 1944-м из эвакуации вернулась хозяйка и смогла перевести свою домработницу из госпиталя на номинальное место где-то в госучреждении, а реально вернуть себе в прислуги.