Глаза полукровки заволокло тьмой. Она то расползалась, то откатывалась, сжимаясь до булавочной иголки зрачка, и тогда становился виден белок, разрезанный алыми нитями сосудов.
— Немного. Знаю, что прокляли мою мать, а я… оно перешло на меня.
— Ага, и спустил с Курца шкуру… — сказал Илья. — Что? Можно подумать, я твоих шрамов не видел.
А под потолком воссияла хрустальная люстра.
Другим разом, красавица… и это небрежное слово заставляет душу вспыхивать радостью… еще красавица… остальные-то не понимают, а он увидел, понял… только все одно страх живет.
— А еще венейский плетехвост и плющ, как вижу… и вон там, в уголке, если не ошибаюсь, арвия благородная? Я ее только раз живьем видел.