Она уже не верещала и не сотрясалась от рыданий, поскольку на самом пике процесса лишилась чувств, потому-то он и кончал так долго. Зыгуч где-то с минуту приходил в себя, шумно дыша и исходя потом, а затем уперся рукой в упругую девичью грудь, вывалившуюся из разорванного лифа, и, опираясь на нее, с трудом поднялся. Окинув неприязненным взглядом валявшееся на полу истерзанное тело, он наклонился и резким движением оторвал от разорванной нижней юбки кусок тончайшего батиста и утер пот. Вот сука… так не вовремя отрубиться. А он уже давно не мог кончить, если та, которую он насиловал, не сопровождала этот процесс такими сладостными звуками, как крик или рыдания, ну или что-то подобное. Нет, зря все-таки он позарился на младшенькую. В тринадцать лет девки еще совсем хлипкие. Вон старшенькая, которую чохом драли в соседней комнате, орала даже под третьим, а эта… Зыгуч зло сплюнул. Ладно, как получилось – так получилось. Тем более что никто не мешает чуть позже повторить. Или поменять эту на старшенькую. Хотя, конечно, это будет уже не свежатинка. Он вспомнил, как заорала девка, когда он ей целку сломал, и довольно причмокнул губами. Нет, пожалуй, он все правильно сделал. Старшенькая-то, похоже, уже ломана была – такого вопля, как от этой, от нее не дождались. Он вздохнул, снова покосился на лежащее тело, потом сплюнул и вышел из комнаты.