Второй грузовик резко свернул в сторону, и в борт ему тотчас врезалась обходившая его справа БМП. А в задний борт замершего первым «ганомага» уже вцепились десятки рук, замелькали оторванные куски деревянных перил, выдернутые железные стойки, кое у кого в руках я увидал ножи.
Сели. Сила тяжести чуть поменьше, чем на Новом Крыму или Земле, во всём теле – приятная по первости лёгкость. Никто не обстреливал нас в стратосфере, никто не мешал посадке; однако стоило упасть пандусам, как я мигом ощутил себя где-нибудь на Иволге или Каппе-4.
Адальберт немедленно свалил всё на Иоахима фон Даркмура, небезуспешно превращая его в истинного козла отпущения. Император раздражённо остановил его.
Накаркал. Ударило так, что нас закрутило, едва не сорвав гусеницы.
– Руслан! Руслан, господи боже мой, живой! Дверь распахнулась, и меня втащили внутрь.
На теле Гилви прорезались глазки, словно на долго лежавшей картошке. И из каждого глазка торчало по отростку, короткому, покрытому слизью, дергающемуся, с чем-то наподобие мокро хлюпающих губ на конце; и всё это постоянно дёргалось, шарило, словно норовя ухватить невидимую мне добычу.