– Об этом пока говорить преждевременно. Вот построим Святую Софию на Воробьевых горах – тогда и вернемся к этому разговору.
– Нельзя это просто взять и отменить. У любого действия всегда есть последствия. Вон в США после Гражданской войны взяли и отменили рабство. И что? А ничего хорошего. Этим широким и красивым жестом они взяли и вышвырнули на улицу без средств к существованию миллионы людей. Доброе дело? На первый взгляд – да. А если подумать, то злодейство первостатейное. И кое-кто может даже подумать о том, что это сделали специально. Но я – нет. Потому как полагаю – не стоит искать злой умысел там, где может быть обычная человеческая глупость. С идеалистами так всегда. Ума с горошину, зато великих идей – вагоны. Как за дело берутся, так хоть стой, хоть падай. Поэтому я и не спешу с отменой того же морганатического брака. Терзают меня, знаете ли, смутные сомнения, что сразу после отмены наши высокородные дурни бросятся скупать французский полусвет, просаживая с ними свои состояния.
– Это очень сложный вопрос, Ваше Императорское Величество, – тяжело вздохнув, произнес Иоаким. – И, боюсь, неразрешимый.
– Неловкое положение? – переспросил Буланже.
Николай Александрович вошел в помещение последним и едва не присвистнул. Здесь были все. Вообще все. Кроме совсем уж детей. Прибыли даже те родственники, что постоянно проживали за границей. Неслыханное дело! Разве что Алексей Александрович не мог присутствовать из-за домашнего ареста, от которого его никто не освобождал.
– Ваше Императорское Величество, – осторожно произнес великий князь Павел Александрович, – вы нас не так поняли.