Вот после такой очередной стрельбы Николай Александрович и принял Анатолия Федоровича Кони, ведущего расследование по факту крушения царского поезда. Тот вошел. Раскланялся. Сел на указанное ему место. И начал вещать.
– А? Проходите. Присаживайтесь. М-да. Странная музыка. Они бы еще менуэт себе в гимн выбрали.
На взгляд Николая Александровича, нужно было двигаться в сторону наилучшей адаптации оружия к характеру предстоящих боевых действий, а не пытаться сделать «то же самое, что и кто-то там», по схеме – «мы же не хуже». Что в итоге полностью перекроило тренды и взгляды генералитета. На деле-то, может, и нет. Но в глаза с Императором спорили осторожно и не все. Так или иначе, но совещание 1 февраля 1890 года стало очень знаковым, поскольку удалось добиться очень многого.
Так и перекидывались фразами. Журналисты после первых двух пресс-конференций осмелели и действовали очень активно. Ведь он не затыкал им рот и позволял задавать даже самые острые вопросы. Представители же дипломатических миссий больше слушали, изредка задавая осторожные вопросы.
Именно этот указ вводил такие понятия, как «измена Родине», «террористический акт», «государственная тайна», «шпионаж», «саботаж», «хищения имперской собственности» и так далее. И наказания – одно другого краше. Кровожадным наш герой не был, поэтому смертную казнь указывал лишь как крайнюю меру. Остальных ждали каторжные работы разной продолжительности и конфискация имущества. Ну и разные детали, усиливающие наказание. Например, запрет на встречи, передачу посылок и переписку на весь срок каторжных работ.
– Промышленность Италии и России пока еще слишком слаба. Нам не проглотить столь значительный кусок поодиночке. Уверен, что сообща это сделать будет намного легче. А там, может быть, и другое блюдо подадут. Более интересное. На восточных берегах Адриатики. В конце концов, в Европе у нас намного больше интересов, чем противоречий.