– А чего это ты так за меня решаешь? – возмутилась Гилви.
– деятельность политических партий запрещается, и они обязаны законсервироваться. Им будет разрешено возобновить работу после нашей окончательной победы.
Я слушал и не верил собственным ушам. Слегка изменённый, но, бесспорно, узнаваемый стиль знаменитого приказа номер 227 от двадцать восьмого июля 1942 года. Что они хотели этим сказать, зачитывая его нам, новокрымским добровольцам, в своё время старательно учившим всё это на уроках истории, несмотря на все запреты имперского Министерства просвещения? Что дело Федерации швах, фронты трещат по всем швам и теперь требуются заградительные отряды – стрелять в спины тем, кто дрогнет?..
– Это омерзительно и позорит имперские Вооружённые силы. Ни один настоящий офицер никогда не согласится на перевод в охранные войска, никогда не пожмёт руку служащему в них, не сядет за один стол…
Позиция нам досталась где-то посреди между фермой и дорогой, в густом подлеске, его мы, по счастью, успели вырубить, иначе выскочили б на нас на расстоянии вытянутой руки. Заросший высокими соснами склон чуть понижался, видно относительно неплохо, даже без инфракрасной снасти. Где-то впереди вновь вспыхнула стрельба, винтовочный треск перекрыли басовые трели пулемётов, и затем по лесу заметались испуганные алые отблески – там лопнул зажигательный заряд.
Валленштейн смотрел на эрцгерцога, злобно сощурившись.