Эдин вручил ей кулек с конфетами, загодя купленными на здешнем рынке, а Якоб — коробочку с сережками, когда он их купил, Эдин понятия не имел. Серьги эти были попроще тех, что блестели в ушах Милды — кстати, к заметному неудовольствию Якоба. Что ж, Милда сразу заменила сережки, и Якоб несколько расслабился.
На лице Эдина появилось такое отвращение, что маркграф засмеялся.
Она сама отхватила румяный край пирога — огромный кусок, на двоих бы хватило, — бросила на подставленную помощницей тарелку и протянула Эдину.
— И чего стоишь? — не отставал тот. — Ты, вообще, кто? Заняться тебе нечем?
— Без проблем, — заверил тот, покачнувшись на своем стуле.
— Нет, как ни странно, — она взглянула в лицо Эдина. — Понимаете, ей плохо. Может быть, ей все-таки не нужно выходить барона. Вот мой жених мне нравится, хоть его и выбрали родители. И вы — нравитесь. А барон — не нравится. Короче, поговорите с ней!