Голос показался слабым, жалким. Где-то далеко стучали топоры, но тут, у трясины, посреди Чащобы, я был совсем один. От острого чувства даже лес стал выше. Он молчал, как и прежде, но теперь в этом молчании таилась угроза.
— Время воровское, время городское, — завыл откуда-то Стас. Песнь заживления поползла в системный чат, сообщая о восстановлении.
А за ними сквозь пламя неслись дымящиеся волки.
Докурив, он бросил окурок на землю. Поставил сверху ботинок, впечатывая добитую сигарету. Но затем наклонился, выковырял ее и отнес в дом. Хлопнула крышка мусорного ведра.
Айсли выглядел совсем нехорошо. Ветви и так-то не отличались нежностью, а когда чары ушли — то и вовсе отпустили пленника, и тот грохнулся на землю, переломав себе кучу костей. Дышал жрец часто-часто и хрипло, лицо залито кровью из десятка глубоких порезов. Рука торчала под углом, природой явно не запланированным.
— Ярл помолчал немного, и вдруг тихо-тихо говорит — жрец. Я чувствую и понимаю женщин.