«Балабол: Когда он показал прототип — коммерческий отдел был заинтересован. Нам дали бюджеты. В разработке всегда несколько проектов, и я позволил Андрею всецело заниматься только этим. Оберегал его от других задач, прикрывал… У него была полная свобода, но на промежуточном ревью целевая группа забраковала игру. Проект закрыли, как потенциально убыточный. Да и внутренний отдел поставил мораторий на используемые технологии, когда изучил техническую часть. Андрей все очень усложнил. Чрезмерно»
Тут такое не прокатит. Тут все серьезнее. Здесь нельзя поступать как обычный задрот. Нельзя уходить молча. И склоку затевать на ровном месте, чтобы вроде б по чужой вине свалить. Знаю таких, видел много за игровую практику. Это совсем не игра. На кону…
Я тянул шею, чтобы разглядеть то, что увидели дозорные, но бесполезно. Вроде бы впереди просвет, но из-за чертовой зелени разобрать ничего не удавалось. Мы медленно выбрались на начало долгого пологого слона, почти лишенного деревьев, но изрытого корнями да вспучившимися кочками. Черная низина шевелилась от набившегося туда зверья и на них падали солнечные лучи. Волки. Целое море волков бурлило вокруг старого покрытого цветами дерева с расколотым стволом. Среди зверья возвышались сыновья Лося и какая-то лютая, похожая на пернатого медведя, тварь.
Я огляделся. Бергхейм ощетинился заточенными бревнами, на воротах торчали часовые. С возвышенности, где нахохлился наш «клан-холл» можно было разглядеть и поле возрождения. Очень далеко, смутно. Человека в нем и не разберешь. Вокруг поросшие лесом горы.
— Потому что дорога из долины только одна. Перевал Рокота, — пояснил мне Стас наутро. — Я ходил туда несколько раз. Давно. Дети Скалы убивают. Даже с караваном ходил — они будто выбирают меня из всех и атакуют, сволочи, опять же только меня. Эти, — он кивнул на проснувшийся Бергхейм, — даже не реагируют. Будто и не видят. Мелкие поганцы сбежались со всей округи и порвали на куски.
Вопросы, как там было, что притащили. Вдруг есть пиво? Или свежий хлеб? О, в таежных местах такие «ништяки» самая жизнеутверждающая штукенция. Хорошее было время.