Ворованное яблоко оказалось червивым, но я все равно его съела, не оставив и огрызка.
Я — то, что по приютской привычке отреагировала на команду. Уже в раннем детстве я знала, что если не вскочить еще до того, как утихнет голос настоятеля — будет худо. И два года у госпожи Фитцильям ничего не изменили. Резкое «подъем!» — и вот она я! Стою босиком, в шелковой сорочке, облегающей тело. Все мои волосы — будь они неладны! — гнездом на голове, глаза, вероятно, как плошки.
— Да как ты смеешь? — от ярости Ливентия даже утратила свою южную смуглость. — Мне плевать на Список, я вообще не тороплюсь за Дверь! Я бы с удовольствием вернулась домой в Грандану, а не торчала тут с недоумками вроде тебя! Так что не смей обвинять меня!
Я украдкой вытерла ладонь о мундир, выдохнула. И коснулась холодного стекла.
Еще немного. На груди Кристиана так страшно пузырится кровь. Надо снять с него лопухи. Нельзя… оставлять живое…
Ринг развернулся, сунул руки в карманы и, насвистывая уличный мотивчик, удалился. Я тоже поднялась. Но на этот раз, прежде чем войти в темноту коридоров, внимательно осмотрелась.