На привал встали в небольшой рощице, когда взобравшееся в зенит солнце стало совсем уж немилосердным.
— Ладно, — отмахнулся я. — Занимайся конем. Сами справимся. Дорожка уже протоптана.
— И кого же я предал? — спросил я, с кряхтением присев на развернутой циновке, в которой меня сюда и доставили.
Впрочем, насчет незнакомца я погорячился. Лица этого китайца я опознать не мог, но был уверен, что передо мной лишившийся своей возлюбленной ракшас. А учитывая, что причиной его личной трагедии являюсь именно я, оставалось только гадать, почему он еще не вскрыл мне глотку.
Не знаю, какие предания у цинских воителей, но будь покойный почитателем Одина — мог бы радоваться: мертвая рука все еще крепко сжимала рукоять меча. Под головой трупа натекла изрядная лужа уже свернувшейся крови, а жуткая рана поперек горла выглядела как второй, распахнутый в безмолвном крике рот.
Внимательно осмотрев оружие, я увидел выглядывающие из камор барабана кончики пуль. Они имели очень характерный цвет, а это значит, что мою просьбу насчет серебра они восприняли серьезно.