Без новых колес я переживу, хоть и обидно. Сейчас у меня есть более важные вопросы, способные разочаровать Мариуса Вандерфилда. От мыслей, что постыдную тайну моего потенциала узнает отец, возбуждение мигом схлынуло, и волосы на загривке встали дыбом. А если до родителя дойдет, на что я иду, чтобы этот потенциал вернуть…
— И чем только я это заслужил? — его кулак в черной перчатке совершенно неожиданно впечатался в стену рядом со мной, и я подпрыгнула.
Пожилой архивариус выдал мне комплект учебников, взял роспись о сохранности академической собственности и велел не стоять на проходе, мешая другим. В коридор я вернулась слегка ошалевшая от масштабов увиденного.
В его глазах появилась злость — разрушительная. И показалось, что Вандерфилд плюнет на мои слова, заставит. Но он лишь втянул воздух.
— Аодхэн назначил тебе десять штрафных балов, — встряхнувшись, произнес Эш. — Вряд ли у тебя есть сины, чтобы внести их в казну. Давай посмотрим, кто здесь врет, пустышка. Я заплачу тебе десять синов за небольшую игру. Каждый по очереди снимает свой предмет одежды. Я не прикоснусь к тебе. А ты — ко мне.
Терзаемая угрызением совести и жуткими картинами своего будущего, я задремала лишь под утро, и то ненадолго. Когда Брин встала с кровати, я уже сидела на кровати умытая, одетая и причесанная.