— А что, — довольно встрепенулся «Нефедов» — я действительно проголодался. Пойдемте.
За дверями ждали два крепких сержанта ГБ с пистолетами в кобурах и автоматами ППД на ремнях через плечо. Охрана. Вот только кого от кого? Его от неизвестных врагов или, чтобы сам не сбежал? Минуя многочисленные коридоры и лестницы, вышли во внутренний двор Лубянки. Вкусный, уже прохладный после захода солнца воздух. Как давно он не вдыхал такой свежести. Прогулок на крыше тюрьмы (о которых он читал в свое время) Алексей Валентинович был по какой-то причине лишен. Вечернюю темноту во дворе частично разгонял свет из зашторенных окон. Не война, однако, — светомаскировку соблюдать еще не обязательно. Сели в большой черный автомобиль явно крупнее харьковской дедушкиной эмки: капитан на переднее сидение к водителю, а Алексей Валентинович, стиснутый с двух сторон крепкотелыми охранниками — на заднее. Центральные ярко освещенные улицы Москвы. Множество прохожих; радуют глаз и волнуют кровь девушки в светлых платьях — давно он не видел прекрасный пол, пусть даже через лобовое стекло быстро проносящейся машины. Красная площадь со светящимися рубиновыми звездами над Кремлем. Караул возле башни, проверка документов и яркий свет фонаря в лицо. Пропустили. Медленная езда по ту сторону стены. Остановка. В здание зашли вдвоем с капитаном, автоматчики остались при машине.
— Моя, — равнодушно кивнул головой плохо выбритый и понурый не меньше, чем его лошадь, возчик.
— Вас послушать, товарищ Максимов, так среди осужденных вообще врагов нет, сплошь одни невинно пострадавшие.
Не успел Алексей Валентинович закончить плотный ужин у себя в камере после беседы с Лаврентием Павловичем, как тюремщик завел к нему в камеру двух штатских, как оказалось, портного и сапожника. Пришлось прерывать приятный процесс поглощения пищи и дать себя вежливо обмерить. Но его это не расстроило — даже наоборот. Похоже, его ставки пошли в гору: уже обновки готовят. Штатские ушли. За чаепитием снова потревожил привычный тюремщик, в этот раз с напарником — принесли этажерку, патефон, стопку пластинок и несколько книг. Этажерку поставили в углу под окном, сверху — патефон, книги и пластинки — в середку. Тюремщик завел ручкой пружину музыкального агрегата, опустил иглу — и полилась «Широка страна моя родная…». В довершение тюремщик достал из кармана и положил на стол большие хромированные наручные часы отечественной фабрики «ЗИЛ» на широком кожаном ремешке.