— Интересные мысли высказываете, товарищ Максимов. Необычные. Мы подумаем над вашим предложением. Товарищ Колодяжный, — обратился Берия к майору, — подождите, пожалуйста, с капитаном в приемной. А теперь, — негромко сказал нарком, когда они остались наедине, — у меня к вам два вопроса: когда и от чего умер в вашем времени товарищ Сталин, и тоже самое в отношении меня.
— Нет. Этого не помню. Только ХПИ почему-то в памяти всплыло. Ладно. Тебе в институте учиться, а мне бы, Клава, вначале хоть бы научиться по новой полуторку водить… Да и в быту правильно себя вести, не быть посмешищем…
— Располагаю, — довольно кивнул Алексей Валентинович.
— Этого я не знаю. Не запоминал, как было дело. Но, думаю, порадовать советский народ таким событием наши партия и правительство должны обязательно и не откладывая. А просыпаются в Японии часов на 6–7 раньше, чем у нас в Харькове. Так что, вполне возможно, завтра об этом и сообщат.
— До самого, — гордо кивнул Алексей. — Мы с товарищем Сталиным целую позапрошлую ночь у него в кабинете беседовали. И после беседы меня сразу из тюрьмы сюда перевели. А я в этот же день (вчера) попросил Михаила не дать мне пропасть без любви: воссоединить, так сказать, советскую семью — меня с тобой. И — вот. Руководство пошло на встречу — мы опять вместе. Я рад безмерно. А ты?