— Почему нет? Есть. Тут они, — похлопал себя по карману гимнастерки отделенный.
— Да, в принципе, не тайна. Разные у меня танки: и Т-26, и БТ.
— По-вашему мнению, наше Политбюро ошибается в своих решениях?
— Так ты считаешь, что МГ-34 лучше нашего ДП?
— Вот. Еще песню вспомнил. Она мирная, уже двадцать первого века, но в ней интересно ностальгируется о семидесятых годах века двадцатого.
Почти двадцать часов езды для него, с тоской прощающегося с вольной жизнью, пролетели очень быстро. Перед смертью, как говорят, не надышишься, а перед тюрьмой, даже добровольной, похоже, на вольные просторы не насмотришься. Быстро мелькающие за грязным окном чернеющие после сжатого урожая поля; еще зеленеющие летней листвой леса; редкие деревни и поселки (за Харьковом состоящие из беленых мазанок под темной соломой или из серых бревенчатых изб под тесом, а дальше, уже в России, мазанки пропали, как класс); еще более редкие малоэтажные городишки. Короткая душная ночь на комковатом несвежем матрасе с рюкзаком под головой (чтобы не сперли попутчики или вагонные урки) и опять однообразные пейзажи. Невзирая на дорожную скуку, ему все еще хотелось ехать, ехать и ехать, а уже — Курский вокзал.