— Слышь, папаша, — тихонько обратился Алексей Валентинович к предполагаемому возчику, — это твоя лошадь там внизу?
— Вот как? — поднял нахмуренные брови Сталин.
— Вы мне не ответили: кто вы такой? — решив, что бить его прямо сейчас не будут, осмелел Гундякин. — По какому праву вы вмешиваетесь?
— Хорошо. А, все-таки, что конкретно будет в чемодане? Или это секрет?
— Точно не знаю, но их не посадили и с работы не выгнали. А народ получил удовольствие. Смех, он ведь, говорят, полезен, даже лечит. Будьте выше этого, товарищ Сталин. Вам ли при вашем положении обижаться и наказывать за подобную ерунду? Знаете, в моем времени в одном из кинофильмов, главный герой такую мысль высказывает (я об этом уже товарищу Берии рассказывал): «Самое большое наслаждение властью — не наказывать провинившегося, а простить его: человек провинился, знает, что ему за это положено строгое наказание, порой — смерть. А я, имеющий полное право его казнить, прощаю».
— Да не, — засмущался Алексей Валентинович и приподнялся на кровати, — я не в таком плохом состоянии, чтобы уткой пользоваться. Я ж не «брат Митька» из «Чапаева» — пока не помираю и ухи не прошу.