– А чего он рассказывал? – спросил Юра. – Почему в эти нематериальные джаны попасть нельзя?
Вернее, ее уже не было – Таня ощутила только ее грозное космическое эхо. Но про эту главную вагину нельзя было сказать, что она была, а теперь ее нет. Истина была сложнее, и Таня стала впитывать ее по частям.
Федор Семенович был простужен и то и дело срывался в хриплый кашель, проглядывая бумаги, которые ему одну за другой подавал стоящий рядом референт. Иногда он их подписывал.
– Колбасит. Причем сразу с двух сторон. Потому, что миллиарда своего нет – и потому что вас теперь угнетать будет, что вы в списке, а я нет. И глядеть вы на меня начнете, с одной стороны, с презрением, потому что по сравнению с вами я бедный, а с другой стороны, с завистью и ненавистью – потому что для спокойной жизни вы теперь слишком богатые…
«Ай, молодец, – закричал старшина, – много земли завладел…»
– Не то чтобы сильно нравится. Просто у меня сын идиот. Кинокритиком решил стать. Я ему эту скульптуру подарить хочу для вдохновения.