Похоже, он жует совсем не то, что требуется.
Все попытки перевести разговор на другую тему или натыкались на стену полного непонимания, или незамысловатым образом перерождались в обсуждение главной (и, похоже, единственной) жизненной ценности Чавка. Трэш с трудом вытащил из него несколько скудных описаний города, но лучше бы этого не делал, потому что они не принесли никакой пользы, только запутали.
Теперь напрягал лишь бронетранспортер. Сейчас он находился на противоположном краю карьера, успев добраться до предпоследнего витка. Это опасно близко и едет он быстро, не отвлекаясь на стрельбу, хотя пулемет неотрывно следит за Трэшем.
Удивительное дело, но больше по Трэшу не стреляли, и гул приближающихся моторов не доносился. Складывалось впечатление, что оставшийся невидимым стрелок попросту потерял к нему интерес.
Сыч и правда заткнулся, он не ожидал, что чудовище заговорит человеческим голосом. Сложнейший эмоциональный момент, вон как челюсть отвесил. А монстр неотрывно глядя в его глаза, уловил, как в тех отступает обреченность, сменяясь холодной расчетливостью и отчаянной надеждой.
- Была хорошая еда, но еды уже нет. Первый, мы можем поесть плохую еду.