– Я с-сейчас… М-минутку… – зажав обе ладони между колен, я прикрыла глаза. – Т-ты н-не п-представляешь, к-как я исп-пугался… Д-думал, т-ты ум-мираешь…
Надо ли говорить, что я уже знала, какие именно комнаты мне необходимо выбрать? Я и выбрала, послушно разыграв капризы и недовольство всем, что мне настойчиво предлагали, пока не «наткнулась» на нужные. За идущим в обветшалых комнатах ремонтом графиня Альенда дас Рези бдительно следила, так что тайна осталась никем не раскрытой. Хотя сейчас я уже и не вспомню, как ей удалось сделать так, что секретную дверь за зеркалом не обнаружили. Старинный чертеж мы с ней уничтожили, предварительно выучив назубок, так, чтобы смогли нарисовать по памяти. Да и по тоннелю, ведущему прочь из замка, мы не единожды вместе проходили. Я должна была там хорошо ориентироваться.
Голода я не испытывала, так как, выйдя из бани, купила у уличной торговки несколько пирожков и прямо там же, сидя у фонтанчика, всё съела. Яства госпожи Муны мне пока не по карману. Заведение у нее приличное, но и цены в нем тоже весьма приличные.
Женская мода явление легкомысленное и ветреное, стоит одной даме придумать нечто оригинальное, как спустя время это подхватывают все, и новое веяние разносится как эпидемия. Я наблюдала это еще в Дагре, когда была маленькой. Тогда законодательницей была моя мама. А теперь… Ну что ж, а теперь я буду носить то, что хочу. А остальные – как пожелают.
Музыка лилась, заполнив собой помещение, а я… плакала. Слезы стекали по щекам, срывались вниз и капали на темную лаковую поверхность.
Этим промозглым утром я была самым ранним и единственным посетителем убогой общественной бани, первой, на которую наткнулась в этих трущобах. На банщика, открывшего было рот, когда он увидел, насколько я выпачкана, глянула так, что он поперхнулся несказанной фразой и молча выдал мне банные принадлежности. С остервенением отмывалась, рассматривая огромный синяк на животе и стараясь не задевать разбитые губы. С мрачной решимостью здесь же стирала свои изгвазданные потертые вещи и отчищала от налипшей грязи сапоги. Нахмурившись, бережно оттирала треснувшую после падения на землю гитару. С непримиримым выражением лица сидела в жарко натопленной сушильне, закутавшись в драную серую простыню, ожидая, пока всё просохнет. И сама заодно отогревалась после ночи на улице. На прачек, которые возмутились, что я отбираю у них хлеб, и попытались выгнать, так зыркнула исподлобья, что они в момент от меня отстали. Только бурчали недовольно, поглядывая искоса, но приближаться ко мне больше не рисковали.