— «А голова предмет тёмный и исследованию не подлежит».
У Павла, конечно, не было преподавательского опыта. Ему было легче показать, чем объяснить. При изложении теории он запинался, зачастую подбирал слова. Иногда я не понимал его, особенно когда он начинал говорить на сленге музыкантов или сыпал диезами, бемолями, квинтами. (Надеюсь, все это я в выданной литературе найду). Зачастую, он углублялся в такие дебри, что хотелось его прервать. Что-то я пытался записать в принесенной с собой тетради. Показав мне на гитаре аккорды, просил повторить. Мы закончили на сегодня, когда у меня пальцы горели (даже порезал) и не могли нажимать на струны.
— Вот здорово! — я в восторге подался к нему. — Новые люди, новые впечатления, блатная романтика! И в школу ходить не надо! — мечтательно закатываю глаза.
— Не уверена в результате, но попробую в воскресенье или на следующей неделе позвонить, — наконец соглашается она.
— Первые признаки заболевания у него появились за 3 года до смерти, — вспоминал я, — А потом два года постоянно лечился и сидел на обезболивающих лекарствах.
Опять все довольны. Дружно хлопают и громко обмениваются впечатлениями.