Он встал (мне показалось с раздражением), взял с книжной полки какую-то стопку брошюр и книжек.
— Вообще-то «американка» не предусматривает ограничений в желаниях. Но если ты опасаешься за свои отношения с Вовкой, то им ничего не угрожает. Твоя честь не пострадает, — пожимаю плечами. — Да и не придумал еще, чего я хочу от тебя.
— Здравствуйте! Я надеюсь самое интересное еще не пропустил? — пытаюсь шуткой разрядить обстановку.
Сколько себя помню, она всегда пытается меня накормить своим любимым овсяным киселем. Как она меня этим раздражала всегда. На эту серую студенистую массу, которую она называет киселем, смотреть неприятно, а уж тем более есть (я, правда, никогда не пробовал). Не отвечаю, иначе не отвяжется. Она что-то побурчала и затихла. Понимаю, что ей скучно одной. Подруг в бараках она так и не завела. (В бараках, вообще пенсионеров было мало). С отцом, они друг друга терпеть не могут, а матери все время некогда. Мама у нас главком семейный, а может и генералиссимус. Она ведет хозяйство и решает основные бытовые вопросы (что приготовить, что купить, сколько отложить денег и прочее). Что нам одеть с отцом решает тоже она. Отец вроде доволен, что ему не надо принимать решений, а я зачастую взбрыкиваю.
— Но ведь песни и правда замечательные, — оправдывается.
— Я боюсь, что стала тебе противна, от того, что произошло. Ты не испытываешь ко мне отвращения? — спрашивает, искательно заглядывая мне в глаза.