Самоходный экипаж барона успел доехать лишь до соседнего дома, в угол которого и врезался на полном ходу. От удара капот смяло, а лобовое стекло рассыпалось множеством осколков. Боковые окна уцелели, но изнутри их запятнали брызги крови. Борт пестрел многочисленными пулевыми отверстиями – туда прилетела очередь из пулемета замершего неподалеку полицейского броневика.
Перекресток, на котором стоял трехэтажный каменный особняк клуба, был не самым оживленным; дальше Ньютонстраат упиралась в канал, поэтому телеги и самоходные коляски заворачивали сюда не слишком часто, а извозчики подъезжали уже ближе к вечеру. Пока что большинство магазинов в окрестных домах еще не открылось, да и закусочные работали далеко не все. Где-то мыли витрины, где-то лишь поднимали жалюзи.
Там – человек, весь в ожогах и порезах, но уже не свежих, а начавших подживать. На плече – след затянувшегося пулевого отверстия. И сгоревшее до костей лицо.
Кое-что в словах Ларсена заставило меня насторожиться и прищелкнуть пальцами.
– Уже иду, – отозвался я, вынул из камина кочергу, и ее раскаленный конец засветился в полумраке помещения зловещим оранжевым сиянием.
– Да мне аванс в сотню выписали! – попытался я поторговаться, но Кларк уперся на своем и не пожелал скинуть ни сантима. Руки так и чесались ухватить длинную шею с крупным кадыком и слегка стиснуть ее, но мне нужны были ответы на вопросы, а вовсе не дохлый санитар, поэтому пришлось раскошелиться.